Понтий Пилат – прокуратор Иудеи, грозно обращаясь к арестованному Иешуа, заговорил по - гречески: - Так это ты собирался разрушить здание храма и призывал к этому народ? Тут арестант оживился и ответил: -Я, игемон, никогда в жизни не собирался разрушить здание храма и никого не подговаривал на это бессмысленное действие. -Множество разных людей стекается в этот город к празднику – говорил монотонно Пилат. Ты, например лгун. Записано ясно: подговаривал разрушить храм. Так свидетельствуют люди. -Эти добрые люди – заговорил арестованный - ничему не учились и все перепутали, что я говорил. Я вообще иегемон начинаю опасаться, что эта путаница будет продолжаться очень долго. И все из-за того, что Левий Матвей неверно записывает за мной. Я однажды заглянул в его пергамент с этими записями и ужаснулся. Решительно ничего из того, что там записано, я не говорил. В это утро у прокуратора нестерпимо болела голова. И смотря на арестованного мутными глазами, он мучительно вспоминал, зачем он здесь, и какие еще ему он должен задать вопросы. Немного поразмыслив, он произнес: - А вот что ты все – таки говорил про храм в толпе на базаре? – хриплым голосом спросил больной прокуратор и закрыл глаза. Каждое слово арестованного причиняло Понтию Пилату страшную боль и кололо в висок. Но, арестованный, тем не менее, вынужден был ответить: - Я, игемон, говорил, что рухнет храм старой веры и создастся новый храм истинной. Сказал так, чтобы было понятней. -Зачем же ты бродяга смущал народ, рассказывая про истину, о которой ты не имеешь представления? Что такое истина? В чем она?- В тупой вспышке ярости закричал П. Пилат, вызванной не столько словами арестованного, сколько невыносимой болью, раскалывающей его голову. При этом ему снова померещилась чаша с черной жидкостью. «Яду мне яду…». Стучало в его висках, причиняя невыносимую боль. Преодолевая это видение и эту адскую боль, он заставил себя вновь услышать голос арестованного, который говорил: - Истина, прежде всего в том, что у тебя нестерпимо болит голова. И болит так сильно, что ты, малодушно, помышляешь о самоубийстве. Ты не только не в силах говорить со мной, но тебе трудно даже смотреть на меня. Но мучения твои сейчас кончатся. Ну, вот все и кончилось, и я этому несказанно рад,- благожелательно поглядывая на П. Пилата, заключил арестованный. - Но есть еще и другая истина, о которой я говорил в толпе на базаре – продолжал Иешуа. Она в том, что люди избрали пагубный путь развития. Люди захотели быть независимыми, вместо того, чтобы быть во взаимосвязи как единое целое друг с другом, с окружающей природой и Богом. Отделившись от единого целого, гармонично связывающего людей с природой и Богом, они мечтают и пытаются найти смысл и гармонию каждый в своем мирке, а так же в совокупности всех их индивидуальных мирков составляющих государство. Все эти мирки очень сильно ограничены несовершенством людского восприятия и далеки от истинности единого целостного божественного мира. Каждый такой мирок окрашен целой гаммой индивидуальных чувств и эмоций, таких как страх, зависть, злоба, обида, эгоцентризм, жажда власти и др…. П. Пилата поразили слова арестованного. Он привык, что с ним говорят почтительно и уважительно, пытаясь угадать, что он хочет от них услышать. А этот бродяга ведет себя так, как будто перед ним не великий и всесильный прокуратор иудеи, любой каприз которого может лишить его жизни, а один из простолюдинов на базарной площади. Ошеломление и удивление от неслыханной дерзости, заставили П. Пилата на мгновение забыть о мучительной головной боли. Но когда он о ней вспомнил, то был снова поражен и удивлен. Так как головная боль прошла и перестала его мучить. Круто, исподлобья Пилат буравил глазами арестованного. И в этих глазах уже не было мути, а его мозг стал способен адекватно воспринимать действительность. Его мозг лихорадочно работал, но П. Пилат все никак не мог понять, почему этот человек пробуждает в его сознании новые чувства и что - то похожее на интерес к его утопическим словам. Обладая абсолютной властью, он легко мог в любое время собрать десятки ученых философов, со всеми их разнообразными концепциями. Только ему это совершенно было не нужно. Так как он считал себя здравомыслящим человеком, а всех этих людей, занимающихся спорами и доказательствами правоты своих идей, бесполезными бездельниками, всю жизнь копающимися в своих рукописях, и никак не влияющих на реальную жизнь. А сам он твердо знал, и непоколебимо был уверен, что единственные ценности в этом мире, влияющие абсолютно на все, являются власть и сила. И что он всем этим обладает в полной мере. Но вопреки этому твердому убеждению ему, почему то, именно в споре захотелось победить этого незадачливого философа. Он был уверен, что победит его всего одной лишь фразой, когда тот закончит свой монолог. Он заставит его ответить на один вопрос. Что перевесит, если бросить на одну чашу весов все разнообразные философские теории, вместе с его собственной, а с другой стороны его, Пилата, власть и силу? Решив так, он дал арестованному закончить свою речь. Который продолжал: - И в каждом этом мирке господствует могущественная ложь. В этих мирках плач и скрежет зубовный, боль и смерть, люди воспринимают как безусловное зло. Изломанные люди строят свою жизнь на основании того, что кажется им добром, или злом. А когда люди видят вокруг себя зло, то они недоумевают, почему .Бог это допускает и обвиняют Его в равнодушии и бездействии. Люди не способны увидеть и оценить всю доброту, величие, красоту и гармонию грандиозного полотна единого божественного мира. Который Бог складывает из всех колючих и злых элементов людских мирков, и с еще большим количеством элементов мозаики единого мира, недоступных людскому восприятию и осмыслению. Люди сами своими мыслями, действиями и поступками, основанными на страхе, зависти, лжи, насилии и т.д. вносят дисгармонию в этот единый мир. А г.Бог всякий выбор людей вынужден сопоставить с миллионами других причин и следствий, и допустить людское зло, только, чтобы предотвратить еще большее в пределах всего творения. Ибо каждый людской поступок, как в калейдоскопе меняет всю картину мозаики единого мира. И каждый мельчайший элемент этой мозаики заслуживает только того состояния, в котором находится. Заменяя восприятие реального мира своими индивидуальными мирками, люди начинают все оценивать и взвешивать. Объявляя что - то хорошим, а что - то плохим, что – то добром, а что – то злом, люди не могут знать об их истинном предназначении, сути и ценности. Ибо в этих иллюзорных мирках не может быть абсолютного добра и поэтому этот список может быть только иллюзорным и индивидуальным. Определяя, что такое добро, и что такое зло, люди становятся судьями. Хотя и не могут и не имеют права ими быть, так как руководствуются своими индивидуальными понятиями о добре и зле, которых очень много и у каждого свое. Это просто слова. Ведь для кого – то чье - то добро может быть злом, а зло добром. А их многообразие сталкивается друг с другом, приводя к конфликтам и войнам. Разделяя все вокруг, в том числе душу и тело, людьми отторгается дыхание и присутствие самого Бога, так как Он им не нужен, чтобы составить свой собственный список добра и зла. Миллионы людей и миллионы «опытных» судей живущих без бога, и большую часть своей жизни, занимающиеся обличением и судом. Люди судят друг – друга, их национальности, язык, цвет кожи, внешний вид, запах тела, мотивы и поступки и т.д.,, утопают в иллюзии, что действительно знают всю истину и вершат справедливый суд. Тем самым взращивают свою гордыню и чувство превосходства над другими людьми. Люди совершают большую ошибку, полагая, что страдания других их не касаются. Но ведь все дышат они одним воздухом, а атмосфера Земли, насыщена эманациями людскими, и их мыслями. И каждый землянин, хочет он того или нет, не может отделиться от той среды, в которой живет. Ни богатство, ни положение, ни слепота, ни невежество – ничто не может оградить человека от зависимости того мира, частью которого он является. Вот кто-то, отгородившись крепкими стенами от людей, думает, что неуязвим и не доступен гневу и горю людскому. Но что-то давит его, что-то лишает радости, что-то гнетет и что-то поражает порою тяжелой, неизлечимой болезнью. От пространственных воздействий человеческого океана не защититься ничем. Прячутся и отдаляются, в основном, не совсем добрые люди, но своей истинной сущностью они привлекают к себе соответствующие события и ситуации. А темный цвет их мыслей реализуется в их жизни в самом неожиданном месте. Ибо мощь у мысли бывает разная, и многие поражают смертельно. Выбрав путь своей независимости. Люди попадают во власть зла, потому что, отрываясь от Бога, могу быть только самим собой. А в их индивидуальных мирках не может быть ни гармонии, ни доброты, ни любви. Все это находится за их пределами, в грандиозном полотне истинной реальности. И чтобы быть по -настоящему свободными и счастливыми, им надо отказаться от своей привычки все оценивать и судить, а защищаться чистым и возвышенным мышлением. Им надо научиться жить в состоянии гармонии, доброты и любви с единым божественным миром. Ибо человек - часть мира, и неотделим от него, и несет на себе ответственность, в пределах своего сознания, за все то, что в нем происходит. Дав арестованному договорить, П. Пилат изменил свой первоначальный замысел и решил не спорить с ним, а закончить допрос. Поэтому он сказал:- Так ты утверждаешь, что не призывал разрушить, или каким – либо иным способом уничтожить храм? -Я, игемон, никогда не призывал к подобным действиям, повторяю. -Так поклянись своей жизнью, что этого не было - сказал прокуратор и улыбнулся какой – то страшной улыбкой. – Ею клясться самое время, так как она висит на волоске, помни это. -Не думаешь ли ты, что ты ее подвесил, игемон? – спросил арестант. – Если это так, то ты сильно ошибаешься. Пилат вздрогнул и ответил сквозь зубы: - Но я легко могу перерезать этот волосок. -И в этом ты ошибаешься, - светло улыбаясь, возразил арестант, - согласись, что перерезать волосок уж наверно может лишь тот, кто подвесил? -Так, так – улыбнувшись, сказал Пилат, - теперь я не сомневаюсь, что праздные зеваки ходили за тобой по пятам. Сказав это у него, уже в светлой голове, отчетливо сложилась формула приговора. И он ее тут же озвучил, для записи в протокол: - игемон разобрал дело бродячего философа Иешуа, и состава преступления в нем не нашел. Все о нем? – спросил Пилат у секретаря. - К сожалению, нет, - неожиданно ответил секретарь и подал Пилату другой пергамент. Прочитав поданное, Пилат изменился в лице - Слушай Иешуа, - заговорил прокуратор, - ты когда – либо говорил что - нибудь о великом кесаре? Знаешь ли ты некоего Иуду из города Кириафа, и что именно ты говорил ему о кесаре? - В числе прочего я сказал – отвечал Иешуа, - что люди искренне верят, что только власть их может защитить и дать благополучие. Они считают, что чем сильнее власть, тем больше гарантий у их благополучного существования. Но вера людей слепа и ставит знак равенства между истинной и ложью. И от того, что они в это верят, это не становится истиной. Так как истина на самом деле в том, что всякая власть есть насилие над людьми. И что настанет время, когда не будет никакой власти, ни кесаря, ни какой – либо другой. Но сейчас люди настолько обмануты этой иллюзией, что не мыслят свою жизнь, чтобы кто - то не был главным. Они создают иерархию власти. И венчают ее самим Богом - Великим и ужасным надсмотрщиком, который проявляет свою «любовь» безжалостно карая за грехи и непослушание. Но как только создается иерархия, так сразу же требуются законы и правила ее регламентирующие. Установленная субординация и свод приказов, не укрепляют и развивают нормальные человеческие отношения, основанные на доброте и любви, а уничтожают их. Холодная примитивная логика, насаждаемая сводом законов и приказов, становится основой мироустройства. И в этой основе мироустройства, не остается места ни доброте, ни любви. Так как эти понятия и логика несовместимы, потому что они проявляются и действуют вопреки ей. И поэтому люди почти разучились взаимодействовать друг с другом без учета субординации, иерархии и силы. А об истинных взаимоотношениях между собой людям остается только мечтать как о чуде, надеясь найти их на небесах. Свод законов приказов и правил не может дать людям свободу, а может только гарантированно дать им право судить, не видя и не зная истинных причин, мотивов и последствий. И ощущать свое превосходство над осужденными, внушая себе, что они находятся выше и живут по более высоким меркам. Этот свод законов может действовать и опираться только на власть и силу. Так как власть – это инструмент, позволяющий одним людям, заставлять других, выполнять их волю. Этот инструмент позволяет трусливым, и не очень добрым людям, прокравшимся на вершину власти, и не рискующих своим здоровьем и жизнью, посылать других людей в кровавые бойни. Или совершенно безнаказанно в больших количествах совершать другие преступления и неблаговидные поступки, во имя удовлетворения своих низменных амбиций, и теша свое самолюбие. И только поэтому в мире полно горя и страданий, и рекою льется кровь, а этим бойням не видно конца. Потому что эти люди, используя власть и силу, и с разрешения самими ими созданными законами, ничем не рискуют, и с легкостью приносят в жертву сначала одного, потом нескольких и наконец, массы людей. Но, лишая людей жизни, дарованной им Богом, они не ведают, что творят. А созданная ими иерархия власти ограничивает свободу людей и ликвидирует их равенство, обесценивая жизнь людей находящихся на самом низу. Это схема человеческого государства. Это просто дъявольская матрица, в которой люди безнадежно увязли. Люди, созданные по образу и подобию Бога, не должны быть обременены никакими схемами и правилами. Они вольны просто быть во взаимосвязи друг с другом и с Богом. Богу не нужны рабы, покорные его воли и подчиняющиеся субординации, а ему нужны братья и сестры, и никто не должен быть обижен. Для этого надо по - настоящему уважать чаяния других, и считать их такими же важными, как и свои. Доминирующими чувствами должны стать любовь, доброта и смирение. Смирение это не повиновение и не имеет отношения к властности. Оно основано на любви и уважении. А милосердие должно торжествовать над справедливостью во имя любви. И тогда настанет царство истины. – Сказал Иешуа и замолчал. - Оно никогда не настанет! – вдруг закричал Пилат таким страшным голосом, что Иешуа отшатнулся. - А ты бы отпустил меня, игемон, - неожиданно попросил арестант, - я вижу, что меня хотят убить. Лицо Пилата исказила судорога и он сказал: -Ты полагаешь, что римский прокуратор отпустит человека, говорившего то, что говорил ты? Или ты думаешь, что я готов занять твое место? Я мыслей твоих не разделяю. И обращаясь к секретарю, Пилат объявил, что утверждает смертный приговор преступнику Иешуа. Мне жаль тебя, - Неожиданно сказал арестованный, обращаясь к Пилату. –Ты живешь во дворце, и у тебя вооруженная охрана но ты раб. Ты раб системы, которой служишь, ты раб злых и бесчеловечных законов, ты раб у своих неправильных мыслей. Ты большую часть всей своей жизни вынужден делать то, чего тебе не хочется и чему противится твоя сущность. Поэтому ты ненавидишь и свою должность, и этот город. И эта ненависть отравляет тебе жизнь. Ничего не ответил Пилат, только взглянув на арестованного, заставил увести его. Очередной раз его удивили слова и поведение Иешуа. Он не рыдал, не плакал и не молил о пощаде. А говорил с прокуратором, так как будто ничего не произошло, и он только что не был приговорен к смерти. Сам же Пилат, слушая арестованного, понял, что какая - то сила исходит от арестованного, и его слов, и которая заставила его, Пилата, почувствовать себя маленьким мальчиком, очередной раз вляпавшегося в грязь, и внимающим наставлениям мудрого отца. Посмотрев вслед удаляющемуся арестанту, Пилату, показалось, что это не два конвоира ведут приговоренного. А важную персону торжественно сопровождает почетный караул. А когда арестованный выходил с балкона, то луч света зажег пыль, висевшую в воздухе над его головой в виде светлого диска. За свою жизнь П. Пилат многим подписал смертный приговор. И никогда у него не было ни сожалений, ни раскаяний, ни об одном. Кроме сегодняшнего. Необычный человек, необычный разговор, необычное поведение. Осталось чувство недосказанности. С ним надо еще подробней поговорить. – Так думал прокуратор. Но для этого Иешуа надо спасти. Он заставит первосвященника Иудеи отпустить его в честь наступающей Пасхи. Эта мысль показалась ему единственно верной, и он приказал позвать к себе первосвященника Иудеи Иосифа Каифу.
